И равнодушен к славе и хуле
У меня больше нет сил вычитывать и исправлять, поэтому - вот.
Половина Леншерра-уберменшера посвящает это другой половине, с неизбывной нежностью, в память о минувшем августе.
Венок сонетов. Чарльз
PG-13, слэш, почти канон, почти не ООС, почти никакого стеба и очень, очень много рефлексии.
(Венок сонетов, если кто-то не знает, это 14 сонетов, из первых строк которых складывается последнее, пятнадцатое стихотворение - "ключ". Более того, в идеале первая строка каждого сонета должна совпадать с последней предыдущего, но об этом автор-дурак как-то забыл, а потом уже было поздно)
Рискнуть?
1.
Одиночество будет привычным и ясным тому
Кто узнал о доверии, видимо, из словаря,
Кто уходит в защиту, как только с ним заговорят,
Кто не знает, что можно позволить себе слабину.
Черт возьми, ну услышь меня, дай мне тебя защитить
От тебя самого, от твоих деструктивных затей,
Я еще никогда не встречал столь упрямых людей,
И давно не встречал тех, с кем хочется рядом идти.
Я не знал тебя вовсе - я знал тебя, как близнеца,
Когда прыгал за борт, чтоб спасти - дурака, гордеца...
Я не верил в фортуну, но к ней в колесо угодил:
Неслучайных случайностей сеть нас свела в эту ночь.
...Я не знаю, кому из двоих я пытался помочь
Когда снова и снова шептал тебе: "Ты не один".
2.
Кто читает людские сердца, как другие - журнал,
Понимает, что это - естественно, словно дышать,
Дорогая сестра, когда злишься, ты так хороша!
Ну конечно, тебя - никогда, что ты, я обещал.
...Ты пришла в мою жизнь с элегантностью селя в горах,
Заняла место в сердце, как кошка: не сдвинуть ничем.
С идиотской привычкою спать у меня на плече
И ходить по квартире в моих пиджаках и штанах.
И сейчас я не знаю, как смог бы я жить здесь один:
Не снимать длинных белых волос со спины и груди,
Не искать свой конспект в хаотично лежащих вещах,
В магазине не брать шоколад и грейпфрутовый сок,
Не варить на двоих черный кофе и сладкий эгг-ног...
Никому ничего не доказывать; не обещать.
3.
Я обманывал многих людей, но себе я не врал:
Этот завтрашний день наступил (на меня - в том числе)
Я не пьян! Ну, пожалуй, немножечко навеселе.
Настоящее не за горами, а, профессора?
Это столько возможностей, столько таких перспектив,
Что я даже не знаю, с какой из них стоит начать.
Мы ведь станем подспорьем ученым, военным, врачам,
Этот мир будет добр, гармоничен, прекрасен... Красив.
Ведь, должно быть, нас много - различных, но схожих в одном:
Мы живем - в настоящем, нам больше, чем людям, дано,
Мы - венец эволюции, длившейся множество лет!
Мир нас примет. Возможно, не сразу, возможно, не весь,
Мы пройдем... Рэйвен, ты меня слушаешь? Ты еще здесь?
Не закатывай глаз. ...Я пойду, почитаю конспект.
4.
Этой скользкой тропой мне идти - до конца - одному, -
Мне казалось так раньше, когда-то, до встречи с тобой.
Я не знаю, назвать это дружбой верней иль борьбой,
Да и стоит вообще называть это? И потому
Я молчу. То есть нет, говорю, но совсем не о том.
О мутантах и людях, о планах, о скорой войне,
Я шучу, ты смеешься, и кажется - это во сне.
А война, если будет, то очень нескоро. Потом.
Мы играем до ночи. А после еще до зари,
Позабыв про фигуры и счет, - говорим, говорим,
И неважно, про Теренса Уайта, детей или Шоу.
Мне ни с кем не бывало так сладко, безумно легко.
Быть с тобой - это словно по углям идти босиком;
Словно русские горки: и страшно, и так хорошо.
5.
"А если они этого не хотят?.."
Это вызов себе самому (все другие - не в счет):
Достучаться, дойти, взять измором, как крепость врага,
Ты, конечно, не будешь мне в этом ничем помогать,
Не поддашься навстречу - скорее уж, наоборот.
Ты растерян и зол; ты, конечно же, хочешь уйти.
Ты не знаешь пока, что уже никуда не уйдешь.
Я тебя понимаю, хоть я на тебя не похож;
Я тебя не оставлю на этом безумном пути.
Я хотел смухлевать и залезть в твою голову, но...
Но доверие, - то, что пьянит посильней, чем вино,
Протянулось меж нами, как самая тонкая нить.
...Я застыл женой Лота, не веря своим же ушам,
Когда голос услышал твой. Черт, я забыл, как дышать!
На доверие падать куда тяжелей, чем ловить.
6.
Это путь сквозь болото - цепочкой из алых флажков,
Вправо, влево - не то, чтоб расстрел, но уж точно - провал.
Еще нет и пяти, но чертовски болит голова...
Перерыв на обед, а потом - заниматься. Еще.
Шон, пока не поймешь, я навряд ли смогу чем помочь.
Алекс, сажу сотри с подбородка. Ага. Продолжай.
Хэнк, не стой на краю - выходи без опаски за край.
Эрик, сколько же можно... А впрочем, забудь. Будешь скотч?
Слишком времени мало. Чему я их смог научить?
А они слепо верят всему, что от нас прозвучит;
Я участвую в самой дурацкой из глупых затей,
И, наверно, не бодрствовал столько со школьной скамьи.
Я себя ощущаю отцом многодетной семьи
И, пожалуй, раздумал иметь когда-либо детей.
7.
Это тысяча легких, почти танцевальных шагов,
От меня до тебя. И в конце - реверанс и поклон.
И в конце я послал все к чертям и сказал, что влюблен,
Хотя слабо вообще представлял, что такое - любовь.
Но теперь-то я знаю: любовь - это гордость и злость,
Это нежность украдкой, забота - безмолвно, тайком,
Это - словно случайно касаться предплечья рукой,
Это - знать наизусть твои родинки, запах волос,
Тембр голоса; сколько льда в виски и сахара в чай
Ты кладешь; как меняешься ты по ночам,
Когда входишь ко мне, раздеваясь почти на ходу.
...Просыпаемся вместе, в обнимку, в предутренний час.
Ты, смеясь и ругаясь, распутать пытаешься нас:
"Ну чего ты вцепился? Ведь я никуда не уйду".
8.
Это шаг из себя и обратно. Еще раз. Еще.
Словно канатаходец, держи равновесье. Иди,
И, пожалуйста, помни, что ты в этот раз - не один.
Это как менорат ханука, где свеча за свечой
Загораются, и одиночества нет. Ну, вперед,
Пусть по правую руку останутся ярость и злость,
Все, что ранит, что не получилось и что не сбылось,
А по левую - тот безмятежный и радостный год.
Я молчу и смотрю на тебя, замерев, не дыша,
Я хочу подсказать, объяснить, но боюсь помешать,
И прячу ладони в карманы... И слышится гул.
Ты смеешься и плачешь, я тоже, и этот вот миг
Я б хотел сохранить, положить в самый дальний тайник...
Я так счастлив, как будто я тоже ее повернул.
9.
Никому я не смог рассказать бы, какая тоска
Ждет меня за дверьми моих комнат, особенно - в ночь.
Говорю ей: "уйди". Говорю: "я хотел им помочь",
Только сердце по-прежнему будто в железных тисках.
Я открыт и улыбчив; отвечу на каждый вопрос,
Объясню и поправлю, найду утешенья слова.
Я рассержен? Устал? Что ты, просто болит голова.
Да, искал. Нет, Церебро не вредная. Это допрос?..
Ночь за ночью я думаю, верно ли я поступил.
В доме тихо, и слышен лишь скрип деревянных перил;
Перед боем нет страха, я чувствую только вину.
Я не знаю, возможны ли были другие пути.
Я не знаю, сумеет ли кто оправданье найти
Крысолову, который уводит детей на войну.
10.
Накрывала меня, словно лезвий блестящих каскад,
Невозможная боль, слишком сильная, чтобы молчать.
Мне казалось, что небо лежит у меня на плечах,
Я ловил ртом разреженый воздух, глазами - твой взгляд.
И когда мой затылок коснулся коленей твоих,
Это было - как будто полнеба упало вдруг с плеч,
Это было - как будто я что-то сумел уберечь,
И как будто по-прежнему мир - лишь для нас для двоих.
Словно Шоу, ракеты и шлем на твоей голове
Мне приснились, и завтра мы сядем опять на траве
И разменивать будем фигуры, - не жизни людей.
...Наважденье закончилось с первым же словом твоим.
Из-за боли в спине свое тело казалось чужим;
А потом ты ушел. Я не знаю, что было больней.
11.
Среди мыслей чужих и родных, стариков и детей, -
Любопытство и жалость. "Ну как же, такой молодой..."
Я живу с этим. С дружбой, которая стала враждой,
С чужой жалостью. С мерзостным страхом дальнейших потерь.
Вспоминается: матери было всегда не до нас,
И лет в семь я мечтал, чтобы с нами случилась беда,
Чтоб она поняла, как мы дороги ей, и тогда
Мы бы стали нормальной семьей - навсегда, не на час.
Осознал глупость этой мечты я со смертью отца;
А сейчас она вновь догнала меня. Я до конца
Заплатил за ошибки, просчеты; за комплекс мессии.
Сам я, впрочем, себя не жалею, - мне не до того.
С этой школой нет времени даже на лишний зевок,
Тут помрешь - не заметишь, какая уж тут рефлексия.
12.
"Я не скажу им, где ты. Никогда"
Сколько боли и гнева, пороков, грехов и обид
Я читал мимоходом в чужих, незнакомых умах.
Ты нашла меня (как - уж не знаю), внезапно, сама,
А узнав тебя, разве возможно тебя не любить?..
Ты светла и наивна, доверчива, очень смела,
Ты... как Дороти. И это, верно, уже не Канзас.
Впрочем, если быть честными, сказка, в которой - про нас,
Это - "Хроники Нарнии". Ты уже все поняла?
Или вот еще. Смертный, попавший в страну дивных фей
И вернувшийся к людям, забудет мгновенно о ней,
Словно пряди его не трепали ветра перемен...
Извини меня. Я не готов к бесконечной войне.
Я возьму твою память о жизни в волшебной стране,
Я возьму ее всю, ничего не оставив взамен.
13.
Я прожил, как свои. И, подумаешь, сердце болит, -
Я прожил как свои, до конца, пять концлагерных лет.
Пропустил их сквозь сердце, как кровь. Вот и весь мой ответ
На вопрос, почему я не в силах тебя обвинить.
Я простил тебе пулю: в конце концов, ты не хотел.
Я простил и монету: возможно, ты просто не знал?
Я надеюсь, к тебе по ночам не приходит вина,
Когда ты остаешься один, перед сном, в темноте.
Я уверен, что снова увижу тебя - не во сне.
И, уверен, ты будешь другим. На другой стороне.
Ты - вторая фантомная боль моя; слева в груди,
Но такое лечить не умеет уж точно никто.
...Может быть, когда время пройдет, я прощу даже то,
Что за эту неделю с тобой я отвык спать один.
14.
Я способен на это: я все еще верю в людей.
Твой сарказм неуместен, намеки же просто смешны.
Очень глупо считать, что чего-то они лишены, -
Это как укорять юным возрастом малых детей.
Ты чего добиваешься? Хочешь еще геноцид?
Криков "президент Леншерр" от тысячи выживших, а?
Ты б хотел, чтоб тогда началась мировая война?
Да вы с Шоу похожи, как гребаные близнецы!
...Эрик, слишком уж много вопросов в коротком письме.
Ты подался в философы? Ты так всегда по весне?
Я отвечу на тот лишь, которого не было там, -
Чтоб не тратить бумагу, чернила и жизни года, -
На единственный, что ты и вправду хотел мне задать:
У меня все в порядке. Я, в общем, держусь. Как ты сам?
Ключ
Одиночество будет привычным и ясным тому
Кто читает людские сердца, как другие - журнал,
Я обманывал многих людей, но себе я не врал:
Этой скользкой тропой мне идти - до конца - одному.
Это вызов себе самому (все другие - не в счет),
Это путь сквозь болото - цепочкой из алых флажков,
Это тысяча легких, почти танцевальных шагов,
Это шаг из себя и обратно, еще раз, еще.
Никому я не смог рассказать бы, какая тоска
Накрывала меня, словно лезвий блестящих каскад
Среди мыслей чужих и родных, стариков и детей;
Сколько боли и гнева, пороков, грехов и обид
Я прожил, как свои. И, подумаешь, сердце болит, -
Я способен на это: я все еще верю в людей.
***
Ну и, чтобы слегка разбавить драму, кое-что из процесса написания:
Я не знал тебя вовсе - я знал тебя, как близнеца,
Потому и нырнул: чтоб тебя утопить до конца.
*
Я прожил, как свои. И, подумаешь, сердце болит,
Я прожил, как свои, до конца, пять концлагерных лет.
Нет, блять, я допишу до конца этот чертов сонет
И не буду смотреть на коньяк, что по кружкам разлит
*
Это столько возможностей, столько таких перспектив,
Что я даже не знаю, с какой из них стоит начать...
Господин полицейский, постойте, не надо врача!
*
Среди мыслей чужих и родных, стариков и детей -
Любопытство и жалость. "Ну как же, такой молодой..."
И мечта моя стать космонавтом накрылась пиздой -
Вот уж это была, я скажу вам, потеря потерь.
*
Ты чего добиваешься? Хочешь еще геноцид?
Криков "президент Леншерр" от тысячи выживших, а?
Да ты попросту жить не умеешь, когда - не война.
Ты пошел бы... Послушал раввина, покушал мацы.
Половина Леншерра-уберменшера посвящает это другой половине, с неизбывной нежностью, в память о минувшем августе.
Венок сонетов. Чарльз
PG-13, слэш, почти канон, почти не ООС, почти никакого стеба и очень, очень много рефлексии.
(Венок сонетов, если кто-то не знает, это 14 сонетов, из первых строк которых складывается последнее, пятнадцатое стихотворение - "ключ". Более того, в идеале первая строка каждого сонета должна совпадать с последней предыдущего, но об этом автор-дурак как-то забыл, а потом уже было поздно)
Рискнуть?
1.
Одиночество будет привычным и ясным тому
Кто узнал о доверии, видимо, из словаря,
Кто уходит в защиту, как только с ним заговорят,
Кто не знает, что можно позволить себе слабину.
Черт возьми, ну услышь меня, дай мне тебя защитить
От тебя самого, от твоих деструктивных затей,
Я еще никогда не встречал столь упрямых людей,
И давно не встречал тех, с кем хочется рядом идти.
Я не знал тебя вовсе - я знал тебя, как близнеца,
Когда прыгал за борт, чтоб спасти - дурака, гордеца...
Я не верил в фортуну, но к ней в колесо угодил:
Неслучайных случайностей сеть нас свела в эту ночь.
...Я не знаю, кому из двоих я пытался помочь
Когда снова и снова шептал тебе: "Ты не один".
2.
Высочайшая возможная стадия нравственной культуры — когда мы понимаем, что способны контролировать свои мысли.
Ч. Дарвин
Ч. Дарвин
Кто читает людские сердца, как другие - журнал,
Понимает, что это - естественно, словно дышать,
Дорогая сестра, когда злишься, ты так хороша!
Ну конечно, тебя - никогда, что ты, я обещал.
...Ты пришла в мою жизнь с элегантностью селя в горах,
Заняла место в сердце, как кошка: не сдвинуть ничем.
С идиотской привычкою спать у меня на плече
И ходить по квартире в моих пиджаках и штанах.
И сейчас я не знаю, как смог бы я жить здесь один:
Не снимать длинных белых волос со спины и груди,
Не искать свой конспект в хаотично лежащих вещах,
В магазине не брать шоколад и грейпфрутовый сок,
Не варить на двоих черный кофе и сладкий эгг-ног...
Никому ничего не доказывать; не обещать.
3.
Я обманывал многих людей, но себе я не врал:
Этот завтрашний день наступил (на меня - в том числе)
Я не пьян! Ну, пожалуй, немножечко навеселе.
Настоящее не за горами, а, профессора?
Это столько возможностей, столько таких перспектив,
Что я даже не знаю, с какой из них стоит начать.
Мы ведь станем подспорьем ученым, военным, врачам,
Этот мир будет добр, гармоничен, прекрасен... Красив.
Ведь, должно быть, нас много - различных, но схожих в одном:
Мы живем - в настоящем, нам больше, чем людям, дано,
Мы - венец эволюции, длившейся множество лет!
Мир нас примет. Возможно, не сразу, возможно, не весь,
Мы пройдем... Рэйвен, ты меня слушаешь? Ты еще здесь?
Не закатывай глаз. ...Я пойду, почитаю конспект.
4.
Этой скользкой тропой мне идти - до конца - одному, -
Мне казалось так раньше, когда-то, до встречи с тобой.
Я не знаю, назвать это дружбой верней иль борьбой,
Да и стоит вообще называть это? И потому
Я молчу. То есть нет, говорю, но совсем не о том.
О мутантах и людях, о планах, о скорой войне,
Я шучу, ты смеешься, и кажется - это во сне.
А война, если будет, то очень нескоро. Потом.
Мы играем до ночи. А после еще до зари,
Позабыв про фигуры и счет, - говорим, говорим,
И неважно, про Теренса Уайта, детей или Шоу.
Мне ни с кем не бывало так сладко, безумно легко.
Быть с тобой - это словно по углям идти босиком;
Словно русские горки: и страшно, и так хорошо.
5.
"А если они этого не хотят?.."
Это вызов себе самому (все другие - не в счет):
Достучаться, дойти, взять измором, как крепость врага,
Ты, конечно, не будешь мне в этом ничем помогать,
Не поддашься навстречу - скорее уж, наоборот.
Ты растерян и зол; ты, конечно же, хочешь уйти.
Ты не знаешь пока, что уже никуда не уйдешь.
Я тебя понимаю, хоть я на тебя не похож;
Я тебя не оставлю на этом безумном пути.
Я хотел смухлевать и залезть в твою голову, но...
Но доверие, - то, что пьянит посильней, чем вино,
Протянулось меж нами, как самая тонкая нить.
...Я застыл женой Лота, не веря своим же ушам,
Когда голос услышал твой. Черт, я забыл, как дышать!
На доверие падать куда тяжелей, чем ловить.
6.
Жизнь учителя так же мрачна, как первые пять стихов «Илиады» Гомера.
Паллад
Паллад
Это путь сквозь болото - цепочкой из алых флажков,
Вправо, влево - не то, чтоб расстрел, но уж точно - провал.
Еще нет и пяти, но чертовски болит голова...
Перерыв на обед, а потом - заниматься. Еще.
Шон, пока не поймешь, я навряд ли смогу чем помочь.
Алекс, сажу сотри с подбородка. Ага. Продолжай.
Хэнк, не стой на краю - выходи без опаски за край.
Эрик, сколько же можно... А впрочем, забудь. Будешь скотч?
Слишком времени мало. Чему я их смог научить?
А они слепо верят всему, что от нас прозвучит;
Я участвую в самой дурацкой из глупых затей,
И, наверно, не бодрствовал столько со школьной скамьи.
Я себя ощущаю отцом многодетной семьи
И, пожалуй, раздумал иметь когда-либо детей.
7.
Это тысяча легких, почти танцевальных шагов,
От меня до тебя. И в конце - реверанс и поклон.
И в конце я послал все к чертям и сказал, что влюблен,
Хотя слабо вообще представлял, что такое - любовь.
Но теперь-то я знаю: любовь - это гордость и злость,
Это нежность украдкой, забота - безмолвно, тайком,
Это - словно случайно касаться предплечья рукой,
Это - знать наизусть твои родинки, запах волос,
Тембр голоса; сколько льда в виски и сахара в чай
Ты кладешь; как меняешься ты по ночам,
Когда входишь ко мне, раздеваясь почти на ходу.
...Просыпаемся вместе, в обнимку, в предутренний час.
Ты, смеясь и ругаясь, распутать пытаешься нас:
"Ну чего ты вцепился? Ведь я никуда не уйду".
8.
Это шаг из себя и обратно. Еще раз. Еще.
Словно канатаходец, держи равновесье. Иди,
И, пожалуйста, помни, что ты в этот раз - не один.
Это как менорат ханука, где свеча за свечой
Загораются, и одиночества нет. Ну, вперед,
Пусть по правую руку останутся ярость и злость,
Все, что ранит, что не получилось и что не сбылось,
А по левую - тот безмятежный и радостный год.
Я молчу и смотрю на тебя, замерев, не дыша,
Я хочу подсказать, объяснить, но боюсь помешать,
И прячу ладони в карманы... И слышится гул.
Ты смеешься и плачешь, я тоже, и этот вот миг
Я б хотел сохранить, положить в самый дальний тайник...
Я так счастлив, как будто я тоже ее повернул.
9.
Никому я не смог рассказать бы, какая тоска
Ждет меня за дверьми моих комнат, особенно - в ночь.
Говорю ей: "уйди". Говорю: "я хотел им помочь",
Только сердце по-прежнему будто в железных тисках.
Я открыт и улыбчив; отвечу на каждый вопрос,
Объясню и поправлю, найду утешенья слова.
Я рассержен? Устал? Что ты, просто болит голова.
Да, искал. Нет, Церебро не вредная. Это допрос?..
Ночь за ночью я думаю, верно ли я поступил.
В доме тихо, и слышен лишь скрип деревянных перил;
Перед боем нет страха, я чувствую только вину.
Я не знаю, возможны ли были другие пути.
Я не знаю, сумеет ли кто оправданье найти
Крысолову, который уводит детей на войну.
10.
Накрывала меня, словно лезвий блестящих каскад,
Невозможная боль, слишком сильная, чтобы молчать.
Мне казалось, что небо лежит у меня на плечах,
Я ловил ртом разреженый воздух, глазами - твой взгляд.
И когда мой затылок коснулся коленей твоих,
Это было - как будто полнеба упало вдруг с плеч,
Это было - как будто я что-то сумел уберечь,
И как будто по-прежнему мир - лишь для нас для двоих.
Словно Шоу, ракеты и шлем на твоей голове
Мне приснились, и завтра мы сядем опять на траве
И разменивать будем фигуры, - не жизни людей.
...Наважденье закончилось с первым же словом твоим.
Из-за боли в спине свое тело казалось чужим;
А потом ты ушел. Я не знаю, что было больней.
11.
Среди мыслей чужих и родных, стариков и детей, -
Любопытство и жалость. "Ну как же, такой молодой..."
Я живу с этим. С дружбой, которая стала враждой,
С чужой жалостью. С мерзостным страхом дальнейших потерь.
Вспоминается: матери было всегда не до нас,
И лет в семь я мечтал, чтобы с нами случилась беда,
Чтоб она поняла, как мы дороги ей, и тогда
Мы бы стали нормальной семьей - навсегда, не на час.
Осознал глупость этой мечты я со смертью отца;
А сейчас она вновь догнала меня. Я до конца
Заплатил за ошибки, просчеты; за комплекс мессии.
Сам я, впрочем, себя не жалею, - мне не до того.
С этой школой нет времени даже на лишний зевок,
Тут помрешь - не заметишь, какая уж тут рефлексия.
12.
"Я не скажу им, где ты. Никогда"
Сколько боли и гнева, пороков, грехов и обид
Я читал мимоходом в чужих, незнакомых умах.
Ты нашла меня (как - уж не знаю), внезапно, сама,
А узнав тебя, разве возможно тебя не любить?..
Ты светла и наивна, доверчива, очень смела,
Ты... как Дороти. И это, верно, уже не Канзас.
Впрочем, если быть честными, сказка, в которой - про нас,
Это - "Хроники Нарнии". Ты уже все поняла?
Или вот еще. Смертный, попавший в страну дивных фей
И вернувшийся к людям, забудет мгновенно о ней,
Словно пряди его не трепали ветра перемен...
Извини меня. Я не готов к бесконечной войне.
Я возьму твою память о жизни в волшебной стране,
Я возьму ее всю, ничего не оставив взамен.
13.
Я прожил, как свои. И, подумаешь, сердце болит, -
Я прожил как свои, до конца, пять концлагерных лет.
Пропустил их сквозь сердце, как кровь. Вот и весь мой ответ
На вопрос, почему я не в силах тебя обвинить.
Я простил тебе пулю: в конце концов, ты не хотел.
Я простил и монету: возможно, ты просто не знал?
Я надеюсь, к тебе по ночам не приходит вина,
Когда ты остаешься один, перед сном, в темноте.
Я уверен, что снова увижу тебя - не во сне.
И, уверен, ты будешь другим. На другой стороне.
Ты - вторая фантомная боль моя; слева в груди,
Но такое лечить не умеет уж точно никто.
...Может быть, когда время пройдет, я прощу даже то,
Что за эту неделю с тобой я отвык спать один.
14.
Я способен на это: я все еще верю в людей.
Твой сарказм неуместен, намеки же просто смешны.
Очень глупо считать, что чего-то они лишены, -
Это как укорять юным возрастом малых детей.
Ты чего добиваешься? Хочешь еще геноцид?
Криков "президент Леншерр" от тысячи выживших, а?
Ты б хотел, чтоб тогда началась мировая война?
Да вы с Шоу похожи, как гребаные близнецы!
...Эрик, слишком уж много вопросов в коротком письме.
Ты подался в философы? Ты так всегда по весне?
Я отвечу на тот лишь, которого не было там, -
Чтоб не тратить бумагу, чернила и жизни года, -
На единственный, что ты и вправду хотел мне задать:
У меня все в порядке. Я, в общем, держусь. Как ты сам?
Ключ
Одиночество будет привычным и ясным тому
Кто читает людские сердца, как другие - журнал,
Я обманывал многих людей, но себе я не врал:
Этой скользкой тропой мне идти - до конца - одному.
Это вызов себе самому (все другие - не в счет),
Это путь сквозь болото - цепочкой из алых флажков,
Это тысяча легких, почти танцевальных шагов,
Это шаг из себя и обратно, еще раз, еще.
Никому я не смог рассказать бы, какая тоска
Накрывала меня, словно лезвий блестящих каскад
Среди мыслей чужих и родных, стариков и детей;
Сколько боли и гнева, пороков, грехов и обид
Я прожил, как свои. И, подумаешь, сердце болит, -
Я способен на это: я все еще верю в людей.
***
Ну и, чтобы слегка разбавить драму, кое-что из процесса написания:
Я не знал тебя вовсе - я знал тебя, как близнеца,
Потому и нырнул: чтоб тебя утопить до конца.
*
Я прожил, как свои. И, подумаешь, сердце болит,
Я прожил, как свои, до конца, пять концлагерных лет.
Нет, блять, я допишу до конца этот чертов сонет
И не буду смотреть на коньяк, что по кружкам разлит
*
Это столько возможностей, столько таких перспектив,
Что я даже не знаю, с какой из них стоит начать...
Господин полицейский, постойте, не надо врача!
*
Среди мыслей чужих и родных, стариков и детей -
Любопытство и жалость. "Ну как же, такой молодой..."
И мечта моя стать космонавтом накрылась пиздой -
Вот уж это была, я скажу вам, потеря потерь.
*
Ты чего добиваешься? Хочешь еще геноцид?
Криков "президент Леншерр" от тысячи выживших, а?
Да ты попросту жить не умеешь, когда - не война.
Ты пошел бы... Послушал раввина, покушал мацы.
-
-
01.09.2011 в 01:34-
-
01.09.2011 в 07:02-
-
01.09.2011 в 09:11и да, на умылку отвечать будем?
-
-
01.09.2011 в 11:21Браво, и спасибо.
-
-
01.09.2011 в 15:27-
-
01.09.2011 в 19:48Данька ох щи, вот о чем я забыла-то х_х
-
-
03.09.2011 в 13:22-
-
03.09.2011 в 13:44Утащила в цитатник.
-
-
03.09.2011 в 14:28меня всегда восхищали люди способные написать что-то настолько достойное, ибо сочинять стишки на досуге умеет почти каждый третий. а от того, что я вообще этого не умею, мое восхищение еще больше
-
-
06.12.2011 в 13:46-
-
09.12.2011 в 12:06-
-
15.12.2011 в 05:44и если б не ржач в конце
я бы покончила с собой
-
-
06.01.2012 в 20:50